После финансового кризиса такие экономисты, как Джозеф Стиглиц из Колумбийского университета, Рагурам Раджан из Чикагского университета и даже сотрудники Международного валютного фонда стали утверждать, что неравенство доходов наносит экономический ущерб. Они утверждают, что крайнее неравенство, которое сейчас наблюдается в США, не только угрожает социальной общности, но и, подпитывая кризисы и другие спады, подрывает способность страны поддерживать рост.
Это новое внимание к неравенству заслуживает одобрения - но не трех. Экономисты, близкие к мейнстриму, не осмелились бросить вызов важнейшей, но нереалистичной теории о доходах, которая включена в учебники для первого курса, преподается в аспирантуре и используется в журнальных статьях, и которая указывает прямо противоположный путь. В своем бестселлере "Экономика" даже прогрессивный экономист Пол Самуэльсон объявил неоспоримой истиной, что социальные усилия по выравниванию доходов, такие как законы о минимальной заработной плате или профсоюзные переговоры, просто убивают рабочие места, в то время как "рынок труда, характеризующийся идеально гибкой заработной платой, не может недопроизводить или иметь недобровольную безработицу". В 1990-х годах целая область экономики достигла "практически единодушного согласия", как отмечалось в обзоре в Journal of Economic Perspectives, что в контексте технологических изменений сами рынки неизбежно приводят к неравенству доходов в США.
В результате мы стали полагаться на прогрессивные налоги и социальные программы для смягчения неравенства доходов. Противники этой политики также выступают против нее, утверждая, что неравенство полностью определяется рынком, и даже борьба с ним окольными путями приводит к неэффективности. Но президент Барак Обама и другие политики, желающие смягчить неравенство, должны успокоиться. Рынки не определяют неравенство доходов. Это в основном социальное решение.
Действительно, Адам Смит придерживался именно такой точки зрения, написав в 1776 году, что каждое общество устанавливает некий прожиточный минимум, позволяющий работникам покупать товары, без которых "по обычаю страны неприлично быть достойным людям...". Его преемник Давид Рикардо согласился с тем, что распределение доходов зависит от "привычек и обычаев народа". По мере того, как шла промышленная революция, лидеры рабочих начали провозглашать более угрожающий поворот: классовый конфликт определяет распределение доходов. Карл Маркс был фактически поздним последователем этой точки зрения.
Примерно в начале 20 века экономисты начали пытаться оправдать неравенство доходов. "Обвинение, которое висит над обществом, - это обвинение в "эксплуатации труда", - заметил в 1899 году Джон Бейтс Кларк, основатель Американской экономической ассоциации. Кларк попытался опровергнуть это обвинение. Рынок вознаграждает каждого из нас в соответствии с его реальной производственной ценностью, настаивал он: "Каждому агенту принадлежит заметная доля в производстве, и каждый получает соответствующее вознаграждение - таков естественный закон распределения". Этот предполагаемый "естественный закон" медленно завоевывал мейнстрим в течение 20-го века.
А с помощью какого механизма этот естественный закон обеспечивался? Рассуждения выглядят примерно так: Экономисты исходят из предположения, что у фирм всегда есть широкий выбор технологий. Они могут производить автомобили, используя, скажем, на 50 меньше рабочих-сборщиков и на 100 больше роботов, или наоборот. Если роботы немного дешевле, установите их и увольняйте рабочих. В более широком смысле, производя автомобили или занимаясь бухгалтерским учетом, фирмы ищут наиболее выгодные предложения среди "факторов производства" - используя больше капитала и меньше труда, или наоборот, в зависимости от затрат - точно так же, как умные покупатели ищут наиболее выгодные предложения среди товаров в супермаркете.
Если фирмы действительно могут делать такие замены и таким образом выбирать факторы производства, как если бы они были потребительскими товарами, то рынки действительно определяют стоимость каждого работника и каждой единицы капитала. Если увольнение 50 рабочих и установка 100 роботов немного снижает издержки производства, то каждый из этих рабочих стоит чуть меньше, чем два робота. И именно столько платят фирмы.
Действительно ли производство работает таким образом? Это настолько противоречит повседневному опыту, что начинающим студентам-экономистам трудно это понять. Посмотрите на грубые мускулы и грубые машины, так ярко изображенные Диего Риверой в Детройтском институте искусств, которые приводили в движение завод Ford в Ривер-Руж в 1920-х годах. Могли ли менеджеры, подобно умным покупателям на рынке, выбрать более автоматизированную технику вместо рабочих? Конечно, нет. Они понятия не имели, как это сделать.
Сегодня, может возразить экономист из учебника, роботов можно заменить рабочими. Но на самом деле это не решает проблему. Например, в 2006 году, когда компания Ford открыла завод в китайском городе Чунцин, где заработная плата составляла лишь малую часть от немецкого уровня, представитель компании заявил, что этот завод "практически идентичен одному из ее самых передовых заводов" в Германии. Менеджеры Ford не могли использовать более дешевую китайскую рабочую силу и менее автоматизированное оборудование, потому что не представляли, как это сделать. Как многочисленные рабочие могли заменить инструменты с компьютерным управлением и при этом добиться точных допусков, необходимых для современных автомобильных технологий?
Конечно, технологии меняются со временем, но при определенном уровне развития техники менеджеры не могут сказать, что может предложить будущее. Например, в 1980-х годах компания General Motors потратила 40 миллиардов долларов на реализацию научно-фантастической идеи о замене непокорных рабочих роботами. Потерпев полную неудачу, GM предприняла совместное с Toyota среднетехнологичное предприятие стоимостью 200 миллионов долларов, чтобы внедрить методы "бережливого производства", в большей степени опирающиеся на навыки рабочих - и повысила производительность на 40%.
Поскольку в реальном мире менеджеры редко имеют четкое представление о том, как использовать больше капитала и меньше труда, или наоборот, рынки не могут определить, сколько зарабатывают рабочие. Старая профсоюзная шутка (или, во всяком случае, шутка профсоюзного организатора) подчеркивает этот момент. Вопрос: "Какова стоимость рабочего на конвейере?". Ответ: "Это рулевой". Все, от кабинета руководителя до цеха, вносят свой вклад в производство как единая команда. Рынки могут определить, по какой цене продаются автомобили, но не могут сказать, какую часть этой стоимости вносит каждый член команды. Каким-то образом минимальные зарплаты, отделы кадров, профсоюзные переговоры - другими словами, общественные обычаи - определяют заработок.
Пока экономисты будут придерживаться своего предположения о производстве, это будет означать, что рынки определяют заработную плату, причем делают это наиболее эффективно. Прогрессивные экономисты признают, что неравенство доходов может нанести ущерб экономике - в попытках преодолеть его невежественные американцы брали огромные кредиты под предполагаемую стоимость домов и способствовали возникновению финансового кризиса. Но, учитывая свое причудливое предположение, эти экономисты будут продолжать отказываться от прямых и практических средств борьбы с неравенством, таких как переговоры о более справедливой структуре заработной платы. Это предположение будет и дальше завязывать экономическое мышление в узлы.
Об авторе
Джонатан Шлефер является автором книги The Assumptions Economists Make (Belknap/Harvard, 2012). Бывший редактор журнала Technology Review, он получил докторскую степень по политологии в Массачусетском технологическом институте и в настоящее время является научным сотрудником Гарвардской школы бизнеса.
- Hbr.org
Поделиться
